О репрессиях
Спецпереселенцы в Осакаровке

Сюда, в Центральный Казахстан, в город Акмолинск, были сосланы в 1931 году братья Александр Дмитриевич, Павел Дмитриевич и Константин Дмитриевич Киселевы, а также сын старшего из братьев, Павел Александрович.


11 января 1931 года со страниц газеты «Правда» раздался один из самых зловещих призывов того времени: «Объявить кулачеству войну не на жизнь, а на смерть, и, в конце концов, смести его с лица земли». В результате объявленной войны свыше двадцати миллионов человек потеряло свой дом. На территорию Центрального Казахстана, в соответствии с решением ЦК ВКП(б) от 20 февраля 1931 года было вывезено около полумиллиона человек. Так начинается история Караганды.

На первых порах под усиленным конвоем в Акмолинск доставили только работоспособных мужчин. В течении трех месяцев они построили временную железную дорогу от Акмолинска до Караганды. Дневная норма работы для строителей железной дороги была 8 тонн грунта, зимой и летом. Инструмент – тачка, лом, кирка, совковая лопата. Не выполнившим норму урезали паек и люди падали замертво. Могилы им не копали, а клали прямо в железнодорожную насыпь, так что железная дорога от Акмолинска до Балхаша буквально на костях стоит.

Начиная с июня 1931 года в Акмолинск начали прибывать под охраной ОГПУ эшелоны с семьями «раскулаченных». Везли их по жарким степям в наглухо закрытых вагонах, где для всего вагона стояла одна туалетная бочка, а норма питьевой воды была – кружка в сутки. Ехали в тех вагонах беременные женщины, кормящие матери, дети, старики. Уже в вагонах люди стали умирать и покойников везли вместе с живыми до места назначения.

На южной окраине Акмолинска скопилось тогда столько народа, что власти оказались не в состоянии обеспечить их не только продуктами питания, но даже питьевой водой. Люди начали умирать от голода, жажды и болезней. По временной железной дороге из Акмолинска в Караганду 10 июля 1931 года прибыл первый эшелон с семьями спецпереселенцев.

Люди, выброшенные в голую степь, вынуждены были укрываться в наскоро вырытых ими же ямах, которые сверху накрывали ветхим тряпьем или же неким подобием циновок, сплетенных из степной травы и колючего караганника. Заселять переселенцев в наспех построенные бараки начали лишь в ноябре, когда уже выпал снег и морозы вступили в свои права. До заселения в бараки от голода и холода погибли почти все дети до шестилетнего возраста. За свою работу спецпереселенцы получали кусок хлеба да черпак жиденькой баланды. Потом их расселили по баракам, внутри которых не было даже деревянных нар. Площадь каждого барака была около пятидесяти квадратных метров. В первую осень и зиму от голода, холода и эпидемий погибло более половины людей. Многих переживших трагедию первой зимы покосил голод 1933 года. В результате в живых остались одна четвертая часть приехавших, четыреста тысяч полегло.

Столь чудовищное количество уничтоженных людей перепугало самих зачинщиков. По этой причине они уничтожили почти все архивы о спецпереселенцах.

Об этом времени вспоминает Прокопенко Феодосия Федотовна:

«В 1931 году нас привезли в Осакаровку, где была ровная степь. Пятьдесят тысяч человек было в этом поселке. Кругом милиция на лошадях охраняла, чтобы не убежали. А куда побежишь? Речка там Ишим. Оттуда брали пить, там и стирали. Бурьянчик собирали, варили и кушали. В степи мы вырыли яму, как погребок. Кое-чем накрыли, и там мы жили. Так жили все в первый год. Один колодец был на весь поселок, глубиной метров двадцать пять – он до сего времени стоит. День ночь стояли за водой. Мама пошлет с ведерочком, пойдешь, чтобы только детям больным принести воды. Туалетов не было, ров был такой, метров на тридцать выкопанный, общий для всех. И вот, люди стали умирать – повальная дизентерия. Каждый вечер ездила подвода, на нее покойников кидают, как чурбаки, и в ямы отвозят. Так было, что целыми семьями умирали. И наши дети начали болеть дизентерией. Температура высокая, врачей нет, губки лопаются, кровь бежит, смачиваем их водичкой. И вот, 31 августа умирает братик Женя, потом 11 сентября умирает Надя, сестренка, а 17 сентября утром умирает Варя. Только солнышко вышло. Поднялось наполовину, мы с мамой эту дыру открыли, лежим, умирает Варя. А солнышко только вышло всем диском, и Гриша, маленький самый, умирает. Гробов не было, ямы сами рыли и туда, в ямы, покойников бросали. У нас, спасибо ему, родной был с нашего хутора, дядя Петя. Царство ему Небесное. Он маме скажет: «Ты, Даша, не волнуйся, мы твоим детям корзинки сплетем», – там хворост был. И мама всех деток в корзинки. И мама просила ребят с того хутора: «Вы подройте под бочок, чтобы туда задвинуть корзинку». А тут еще кладут, еще, еще, и наверх еще, и еще, а потом уже засыпают. Из пятидесяти тысяч половина осталась или нет? А у нас остались Павлик, я и Ваня, и мама с нами.

Потом на работу стали ходить. Там дерн копали, а мы, подростки, в бричку впрягались, человек двенадцать, и тянули этот дерн на строительство – дома строили, стены клали из дерна. Но мы в эти первые дома не попали. А потом мама заболела тифом, лежала без сознания две недели, а мы сидели.

Зима началась, нас стало засыпать немножко снегом. А снег выпал, папа приехал к нам, выхлопотал на воссоединение. Папа стал работать, нам немножко полегче стало. Папа выложил дерном уголочек в норе и сверху яму накрыл дерном. Он привез с собой полушубок, который смогли передать ему в одиночку. И мы с братиком под этой шубой всю зиму лежали, потому что мы были раздетые, в чем забрали, в том и привезли. Простите, конечно, что скажу, считали, кто сколько блох поймает и убьет, блохи по нам лазили. Ели сухой паек, готовить там негде было. Чечевицу привезут, и мы жевали ее. Самой трудной была эта зима. Павлик и Ваня ее не пережили, и я одна осталась из всех детей, и папа с мамой. На второй год уже дома возвели; перегораживали их на пять квартир, и мы сами уже печку делали».

Источник: Спецпереселенцы в Осакаровке.