О ДЕКАБРИСТАХ ФОНВИЗИНЫХ, ПУЩИНЕ И
О ДЕКАБРИСТАХ ВООБЩЕ

Декабристская мифология

В разные периоды конкурирующие идеологические "группы
интересов" презентовали свои мировоззренческие проекты декабризма,
активно пользуясь символикой и риторикой декабристского движения для
обоснования своих версий прошлого, настоящего и будущего России.
Е.Б.Васильева


... практически все общеизвестные концепции истолкования декабристского движения представлены несколькими мифами, со всеми свойственными мифам упрощениями и противоречиями, с безграничным возвеличиванием одних лиц и шельмованием других.


Охранительно-монархическая концепция


Первое официальное сообщение о происшедшем было опубликовано по горячим следам 15 Декабря 1825 года в специальных прибавлениях к № 100 Санкт-Петербургских ведомостей, уже на следующий день после событий на Сенатской площади. Текст сообщения кратко излагал правительственную точку зрения на имевшие место события. Кроме обычной монархической риторики там говорилось, что возмутившихся солдат “начальствовали семь или восемь обер-офицеров, к коим присоединилось несколько человек гнусного вида во фраках.” Далее сообщалось, что “Его ВЕЛИЧЕСТВО, наконец, решился, вопреки желанию сердца своего, употребить силу. Вывезены пушки, и немногие выстрелы в несколько минут очистили площадь.” Завершалось это сообщение утверждением, что принимавшие участие в мятеже “рядовые Гвардейского Экипажа изъявляют живейшее раскаяние. Они со слезами славят милого МОНАРХА”.

Рядовые Гвардейского экипажа практически не были наказаны: 52 человека были переведены в полки Кавказского корпуса, не свыше 70 - командированы на Кавказ в составе сводно-гвардейского полка, около 1000 и вовсе оставлены в Санкт-Петербурге. (М.К.)


В "Донесении следственной комиссии", появившемся 30 мая 1826 года, побуждения к созданию тайных обществ объясняются ложным пониманием любви к Отечеству, а усвоенные членами общества идеи и цели, к которым они стремились, трактуются, как привнесенная извне зараза.
В Манифесте о воцарении Николая I от 13 июля 1826 г. (день казни декабристов), в частности, говорилось: "Не в свойствах, не во нравах русских был сей умысел. Составленный горстью извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную; но в десять лет злонамеренных усилий не проник, не мог проникнуть далее. Сердце Росси для него было и всегда будет неприступно...”

Барон М.А.Корф (однокашник декабристов Пущина и Кюхельбекера по Царскосельскому лицею)
Восшествие на престол императора Николая I

... в то время, когда большая часть войск присягала в совершенном порядке и огромное большинство народонаселения столицы с умилением произносило или готовилось произнести обет вечной верности Монарху, с таким самоотвержением и с такими чистыми помыслами решившемуся возложить на Себя венец предков, скопище людей злонамеренных или обольщенных, обманывавших или обманутых, стремилось осквернить эти священные минуты пролитием родной крови и дерзким, чуждым нашей Святой Руси преступлением...
На другое утро появилось в петербургских газетах краткое известие о событиях рокового дня. Вот его заключение: "Происшествия вчерашнего дня, без сомнения, горестны для всех Русских и должны были оставить скорбное чувство в душе Государя Императора. Но всяк, кто был свидетелем поступков нашего Монарха в сей памятный день, Его великодушного мужества, разительного, ничем не изменяемого хладнокровия, коему с восторгом дивятся все войска и опытнейшие вожди их; всяк, кто видел, с какою блистательною отважностию и успехом действовал Августейший брат Его, Великий Князь Михаил Павлович; наконец всяк, кто размыслил, что мятежники, пробыв четыре часа на площади, в большую часть сего времени со всех сторон открытой, не нашли себе других пособников, кроме немногих пьяных солдат и немногих же людей из черни, также пьяных, и что из всех гвардейских полков ни один в целом составе, а лишь несколько рот двух полков и Морского экипажа могли быть обольщены или увлечены пагубным примером буйства; тот, конечно, с благодарностию к Промыслу признает, что в сем случае много и утешительного; что оный есть не иное что, как минутное испытание, которое будет служить лишь к ознаменованию истинного характера нации, непоколебимой верности величайшей, без всякого сравнения, части войск и общей преданности Русских к Августейшему их законному Монарху".
Не в свойствах, не во нравах Русских был сей умысл. Составленный горстию извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную; но в десять лет злонамеренных усилий не проник, не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и всегда будет неприступно...

Революционно-героическая концепция


Её зачинателями были сами декабристы (М.С. Лунин и Н.М. Муравьев), а классиком стал А.И. Герцен, который показал национальные корни, величие и значение декабристов как первых русских революционеров-освободителей, вскрыл главный источник их слабости (отрыв от народа), но в общем сильно идеализировал их.

Лунин Михаил Сергеевич
Разбор донесения Тайной следственной комиссии Государю Императору в 1826 году

Тайный союз обвиняют в том, что, в продолжение десяти лет, он постоянно стремился к изменению отечественных постановлений и к водворению нового устройства, основанного на системе представительной. В самом деле таково было его назначение. Союз постиг необходимость коренного преобразования; ибо народы, подчиненные самодержавию, должны или исчезнуть или обновиться. Он положил начало преобразованию, открыв новые источники просвещения и вруча народу новые средства к могуществу.
... комиссия отбросила политические расчеты и следовала внушению чувств возвышенных, когда она с уважением отозвалась о первых пяти мучениках конституционного дела. Рылеев, виновник 14-го декабря, искупляет невольное увлечение глубокомысленным, можно сказать пророческим, изречением: "если кто заслужил смерть, необходимую, может быть, для будущего блага России - это я".
Твердое поведение Каховского в продолжение восстания изображено верно и беспристрастно; но не замечено одно, что он тогда только прибегнул к орудию для защиты сподвижников, когда просьбы и увещания его остались бесполезными. Бестужев-Рюмин в докладе ярко выделяется своею неутомимою деятельностью. Он извещает о существовании польского общества, открывает соединенных славян, исполняет важные поручения, рассуждает в думах, принимает новых членов, представляет письменные предначертания, сражается в рядах восставших. Ему было только 22 года отроду во время казни. Комиссия дает нам точное понятие о характере Сергея Муравьева-Апостола, изображая, как полк, которым не он начальствовал н в коем находилось не более двух или трех членов, берется за оружие, узнав о его заключении, исторгает его из плена и идет на верную гибель, чтобы разделить его участь.
Вот в каких словах комиссия выражается о Пестеле: "влияние его редко оспариваемо близкими к нему сообщниками; он удалял слабосердых, представляя им опасности и трудности предприятия; некоторые из главных действователей видели в нем более сходства с Наполеоном, нежели с Вашингтоном; он был в южном обществе не только правителем, но полным властелином, как свидетельствует самый ход происшествий. Большая часть членов слепо ему верила; иные, не знав его конституции, хотели всем жертвовать для введения предположенного в ней образа правления". Излагая с таковым беспристрастием различные свойства сих политических лиц, комиссия, кажется, предчувствовала [что ее допрос заменит судебное следствие], что Верховный уголовный суд не будет иметь досуга ни допрашивать, ни слушать оправдание, ни даже удостовериться в тождестве лиц, что он немедля приступит к приговору на смерть, заменяя топор палача - веревкою. Неусыпный надзор правительства над их, сподвижниками пустынях Сибири свидетельствует о их политической важности, о симпатиях народа, которыми они постоянно пользуются, и о том, что конституционные понятия, оглашенные ими под угрозою смертною, усиливаются и распространяются в недрах нашей обширной державы.


Первое время «Разбор» распространялся нелегально, только в рукописных копиях. Одна из них оказалась в руках Герцена и Огарёва, которые опубликовали "Разбор" в издававшемся ими в Лондоне альманахе "Полярная Звезда" за 1859 год. Но ещё раньше, в декабре 1851 г., Герцен публикует на французском и немецком языках брошюру "О развитии революционных идей в России", посвящённую восстанию декабристов.

Герцен Александр Иванович
О развитии революционных идей в России

Вскоре после войны в общественном мнении обнаружилась большая перемена. Гвардейские и армейские офицеры, храбро подставлявшие грудь под неприятельские пули, были уже не так покорны, не так сговорчивы, как прежде. В обществе стали часто проявляться рыцарские чувства чести и личного достоинства, неведомые до тех пор русской аристократии плебейского происхождения, вознесенной над народом милостью государей.
Люди энергичные и серьезные не стали ждать окончания этих несбыточных проектов (проект конституции, который, по приказу Николая I подготавливали Карамзин и Сперанский - М.К.), они удовлетворились смутным недовольством и постарались воспользоваться им по-иному. Они задумали создать большое тайное обшество. Это общество должно было заниматься политическим воспитанием молодого поколения, распространять идеи свободы и тщательно изучать сложный вопрос радикальной и полной реформы образа правления в России. Не удовольствовавшись одной лишь теорией, они в то же время организовали свое общество таким образом, чтобы воспользоваться первым удобным случаем и поколебать императорскую власть. Все самое благородное среди русской молодежи - молодые военные, как Пестель, Фонвизин, Нарышкин, Юшневский, Муравьев, Орлов, самые любимые литераторы, как Рылеев и Бестужев, потомки самых славных родов, как князь Оболенский, Трубецкой, Одоевский, Волконский, граф Чернышев, - поспешили вступить в ряды этой первой фаланги русского освобождения.
... эти пылкие молодые люди, полные веры и сил, давали клятву ниспровергнуть петербургский абсолютизм ...
[Они] сдержали клятву - идя умирать за свои идеи на виселицу или на каторгу ...
Это была первая поистине революционная оппозиция, создававшаяся в России.
Время для тайного политического общества было выбрано прекрасно во всех отношениях. Литературная пропаганда велась очень деятельно. Душой ее был знаменитый Рылеев; он и его друзья придали русской литературе энергию и воодушевление, которыми она никогда не обладала ни раньше, ни позже. То были не только слова, то были дела. Знали, что принято решение, что есть определенная цель и, не заблуждаясь относительно опасности, шли твердым шагом, с высоко поднятой головой, к неотвратимой развязке.
Ядро заговорщиков стало республиканским и не пожелало более довольствоваться представительной монархией. Они справедливо считали, что если хватит у них силы ограничить самодержавие, то ее хватит и на то, чтобы его уничтожить. Главари Южного общества имели в виду республиканскую федерацию славян, они подготавливали революционную диктатуру, которая должна была установить республиканские формы.
14(26) декабря ... открыло новую фазу нашего политического воспитания, и - что может показаться странным - причиной огромного влияния, которое приобрело это дело и которое сказалось на обществе больше, чем пропаганда, и больше, чем теории, было само восстание, геройское поведение заговорщиков на площади, на суде, в кандалах, перед лицом императора Николая, в сибирских рудниках.
Вместе с цивилизацией, естественно, развивались также идеи свободы, но пассивное недовольство слишком вошло в привычку, - от деспотизма хотели избавиться, но никто не хотел взяться за дело первым.
И вот эти первые пришли, явив такое величие души, такую силу характера, что правительство не посмело в своем официальном донесении ни унизить их, ни заклеймить позором; Николай ограничился жестоким наказанием. Безмолвию, немому бездействию был положен конец; с высоты своей виселицы эти люди пробудили душу у нового поколения; повязка спала с глаз.


Когда была опубликована для общего сведения книга М.А.Корфа "Восшествие на престол императора Николая I", Герцен отозвался на это открытым письмом к императору Александру II, а Огарёв - публикацией её критики. При этом, будучи страстными борцами с российским самодержавием, они были крайне тенденциозны в своих высказываниях. Например, стремясь представить декабристов, как "первенцев свободы", "идеальных революционеров", "фалангу героев", "богатырей, кованных из чистой стали", они исходят из того, "что декабристы - дворяне встали выше своих узкосословных интересов и личной выгоды". При этом Н.П.Огарёв утверждает, что "следователи употребляли пытку, что нередко заставляло подсудимых говорить, что ни попало. Заставляли подписывать показания, которых они никогда не делали"; что "Рылеев, как и Пестель, при допросах никого не выдал"; "Сколько должно было быть утверждено ухищрений, выдумок, сбиваний с толку и разных инквизиционных мер при допросах, чтобы заставить говорить Пестеля!"
Теперь, когда нам стали доступны следственные документы по делу декабристов, мы знаем, что всё это было, мягко говоря, не совсем так.
Линия защиты Пестеля на следствии заключалась в попытке "размазать" ответственность за деятельность тайных обществ как можно шире.
"Он без тени сомнения называл все известные ему тайные организации…. .Именно от Пестеля следователи впервые узнали о существовании Общества соединённых славян. Совершенно бестрепетно называл полковник и известные ему имена членов всех этих обществ. Так, уже из первых его показаний следствие узнало 16 фамилий заговорщиков, «коих прежде в виду не было». «Откровения» Пестеля стали роковыми для его давнего приятеля Михаила Лунина."
(Киянская О.И. Пестель. Серия биографий "Жизнь замечательных людей", вып. 960. –М.:, Молодая гвардия, 2005, с. 302 – 303.)
Причем, об этом Пестель предупреждал своих друзей заранее. Как вспоминает А.Муравьев: "Когда Северное общество стало действовать очень нерешительно, тогда он объявил, что если их дело откроется, то он не даст никому спастись, что чем больше будет жертв, тем больше будет пользы - и он сдержал свое слово. В Следственной комиссии он указал прямо на всех участвовавших в Обществе, и если повесили только 5 человек, а не 500, то в этом Пестель нисколько не виноват: со своей стороны он сделал для этого все, что мог". (О декабристах, 1825г. ОКО ПЛАНЕТЫ) Поведение Рылеева на следствии мало отличалось от поведения Пестеля. На первом же допросе, учинённым Николаем I в ночь с 14 на 15 декабря, Рылеев написал: "…мы мечтали, полагаясь на таких людей, как князь Трубецкой. Страшась, чтобы подобные же люди не затеяли чего-либо подобного на юге, я долгом совести и честного гражданина почитаю объявить, что около Киева в полках существует общество. Трубецкой может пояснить и назвать главных. Надо взять меры, чтобы там же не вспыхнуло возмущение". Он же открыл на следствии план Трубецкого по захвату дворца и крепости и 5 мая 1826 г. на очной ставке добился его признания.
Так на следствии вели себя почти все декабристы.
На фактологические ошибки в публикациях Герцена было указано уже в книге П. Парадизова, вышедшей в 1928 году. Но А.И.Герцен и Н.П.Огарёв вполне осознанно творили свой героико-революционный миф.


Героико-романтический миф


Его основоположником стал декабрист Н.И. Тургенев, приговоренный по делу 14 декабря "к отсечению головы". Он был тогда за границей, приглашение царских властей вернуться на родину и дать отрубить себе голову отклонил, но в целях самооправдания начал изображать всех декабристов безобидными либералами.
Тургенев Николай Иванович
Россия и русские (La Russie)

Толчок, который дали умам только что совершившиеся события, или, вернее, волнение, произведенное этими событиями, было очевидно. Либеральные идеи, по тогдашнему выражению, начали распространяться в России с возвращением русских войск из-за границы. Кроме войск регулярных, за границей были также большие массы ополчения: эти ополченцы всех рангов, переходя русскую границу, возвращались по домам и рассказывали потом, что видели в Европе. Сами события говорили громче всякого человеческого голоса. Это была настоящая пропаганда.
Гвардейские офицеры в особенности обращали на себя внимание свободой и смелостью, с какой они высказывали свои мнения, мало заботясь о том, где они говорили - в общественном месте или в частном доме, были ли те, с кем они говорили, приверженцы или противники их мнений. Никто не думал о шпионстве, которое в это время было почти ничтожно и неизвестно.
Правительство не только не противилось направлению, которое, по-видимому, принимало общественное мнение, но своими действиями показывало, что его симпатии были согласны с симпатиями здравой и просвещенной части общества.
В первое время эти благородные души, которые впоследствии хотели, ценою всех жертв, пробудить свое несчастное отечество из закоснения, в каком оно было погружено, - увлекались обыкновенно политическими идеями. Более прозаические, но не менее существенные идеи гражданской свободы, материального благосостояния человека оставались в стороне. Политическое рабство одно возбуждало их негодование. Но спешим прибавить, что при первом замечании их ревностная забота обращалась к тому, чтобы найти средство стереть весь позор, прекратить все бедствия своего отечества, и что их первые размышления кончались проклятиями и против рабства крестьян, и против жестокости военной дисциплины. Я видел, как эти молодые люди, презирая все выгоды своего общественного положения, богатства, предпочитали тяжкую казарменную жизнь милостям и удовольствиям двора или развлечениям и приятностям путешествия... Что сталось с ними, праведное небо! Надо иметь веру во что-нибудь, чтобы не быть уничтожену, когда видишь, что такая преданность и такое самоотрицание кончаются таким несчастьем и такими бедствиями.
В течение этого короткого периода либерализма, при свете этой умственной молнии, если можно так выразиться, несколько молодых людей стали думать о том, чтобы дать новым идеям правильное движение и направить их к практически-полезной цели. Во время войны в Германии они слышали о тайных обществах, они приняли эту идею и решились соединить людей, показывавших ревность к общественному благу, в общество, устроенное на подобие этих обществ. И, спешу прежде всего заметить, русское правительство в это время внушало вообще так мало недоверия и, по-видимому, было даже так расположено поощрять спасительные преобразования, что основатели общества рассуждали о том, не следует ли им просить о содействии правительства. Только опасение, что их намерения могут быть истолкованы неправильно, побудило их действовать без помощи и без ведома императора. Если этот факт и открывает, как мало опытны были первые основатели тайных обществ в России, он доказывает, по крайней мере, их искренность и безвредность их намерений...
В конце 1819 года пришел ко мне однажды князь Трубецкой. Я едва знал его по имени. Не входя в большие предварительные объяснения, он сказал мне, что, судя по тому, что он мог узнать обо мне и моих мнениях, он нашел нужным предложить мне вступить в общество, устав которого он мне при этом представил: это был устав Союза Благоденствия. Он прибавил, что он только что перед тем сделал то же предложение одному поэту [вероятно, речь идет о Василии Андреевиче Жуковском], с которым я был в очень дружеских отношениях; но тот отказался. Надо заметить, что князь Трубецкой и с этим поэтом был так же незнаком, как со мной. Он вел свою пропаганду с такой откровенностью и простодушием, которые по крайней мере доказывали, что в его намерениях не было ничего особенно опасного. Я пробежал устав. Общество ставило себе целью общественное благо. Члены должны были разделяться на различные классы или отделы, из которых один должен был заниматься народным образованием, другой - юстицией, третий - политической экономией и финансами, и проч. В целом, как и в различных частях этого проекта шла речь только о теориях; намерения действовать, производить перемены в государстве не сказывалось нигде. Такой план не имел для меня ничего привлекательного.
Вообще принятый план обличал недостаток опытности, зрелости, даже некоторое ребячество, которое мне не нравилось. Тем не менее, я не думал, что мне надо последовать примеру моего друга, поэта. Я думал, что всякий честный человек должен отложить в сторону мелкие формальные соображения, не устрашаться личных неудобств и даже опасностей, если бы они встретились, чтобы содействовать, по своим средствам, всякому полезному и нравственному делу. Указанный мною пробел, быть может, содействовал моему решению, потому что я тотчас возымел мысль привлечь внимание общества на крепостной вопрос. Я немедленно сказал это своему собеседнику и, убедившись из его слов, что он и его друзья одушевлены самыми лучшими намерениями относительно несчастных крестьян, я чувствовал, что в мою душу проникает сладкая надежда, что подвинется вперед дело, составлявшее постоянный предмет моих мыслей.
Было бы большой ошибкой предполагать, что в этих тайных собраниях занимались только заговорами: здесь вовсе ими не занимались. Если бы какие-нибудь из членов и имели такое намерение, они скоро увидели бы, что здесь никакой заговор невозможен. Начинали обыкновенно тем, что жаловались на бессилие общества предпринять что-нибудь серьезное. Потом разговор переходил на политику вообще, на положение России, на неустройства, ее отягощавшие, на злоупотребления, которые ее истощали, наконец, на ее будущее... Если я когда-нибудь жил жизнью существ, сознающих свое назначение и желающих его исполнить, то это в особенности было в эти редкие минуты бесед с людьми, которых я видел одушевленными разумным и бескорыстным энтузиазмом к счастию им подобных.


Трехтомник Тургенева на французском языке "Россия и русские" вышел в свет в 1847 году, через два десятилетия после восстания декабристов.
Судьба книги оказалось печальной - в отрицательном отношении к ней сошлись такие слои общества, которые никогда не могли быть единодушными: и николаевские бюрократы, и борцы с ними ... Передовая Россия либо осудила “Россию и русских” (декабристы, прочитавшие ее в Сибири, — за недооценку их движения и за стремление Тургенева доказать свою непричастность к деятельности их радикального крыла, что они сочли отступничеством), либо, в лучшем случае, не отрицая значения этой книги, сочла ее безнадежно устаревшей (Герцен).
Да и отношение декабристов к Тургеневу очень изменилось. "Н. И. Тургенева я не видал, хоть в одно время были в Петербурге и в Москве. Он ни у кого из наших не был, а я, признаюсь, при всем прежнем моем уважении к нему, не счел нужным его отыскивать после его книги. Он опять уехал в Париж и вряд ли возвратится в Россию. Я не очень понимаю, зачем он теперь приезжал ..." (Из письма И.И.Пущина к С.П.Трубецкому. 21 июля 1857 г., Марьино).


Концепцию героико-романтического подхода развил академик А.Н.Пыпин в статье "Очерки общественного движения при Александре I", опубликованной в «Вестнике Европы» № 12 за 1870 г.. Затем, уже в начале ХХ века, либеральная точка зрения была в основных чертах подкреплена в работе В.И.Семевского «Очерки по истории политических и общественных идей декабристов» («Русское Богатство», 1907, № 4).
Н.А.Троицкий считает, что в дореволюционную эпоху эта концепция была преобладающей в кругах либеральной интеллигенции.
Этот либеральный миф сводился к трем основным тезисам (Е.Б.Васильева. Образ декабриста на страницах либеральной прессы второй половины XIX – начала XX вв.):
Первый – декабрист – политический деятель, воспринявший западные политические идеи, но находившийся на почве национальных интересов.
Второй – декабристы – значимые политические фигуры в истории России.
Третий – декабристы, лица несправедливо пострадавшие за свои убеждения.
В демократической и либеральной публицистике декабристов описывали как патриотов, действовавших из любви к Родине.


Советский вариант революционно-героического мифа


“Сначала – дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.“
Именно так герценовский подход к истолкованию декабристского движения был преобразован В.И.Лениным в советский вариант героико-революционного мифа.
С этим мифом, этой схемой "можно только согласиться… или не согласиться. Хотя последнее сложнее, так как тома историографии по этому вопросу давят своим весом не только на историка с местом на кафедре, не только на добросовестного исследователя, уважающего мнения предшественников, но и на миллионы граждан, прошедших советскую школу". (Румянцев В.Б. И вышли на площадь)
"После того, как появилось ленинское "декабристы разбудили Герцена", никак иначе описывать события исхода 1825 года на Сенатской площади советскому историку уже не приходилось. Так Пестель с Муравьевым-Апостолом стали помимо своей воли предтечами большевиков, захвативших и Сенатскую площадь, и город на Неве, и всю страну в 1917 году." (Румянцев В.Б. Декабристы и вокруг них)
В результате "в коммунистическом культе, где чётко распределялись функции новых святых и мучеников, пророков и праотцов, за декабристами однозначно закреплялся праотеческий ряд иконостаса". (Бокова В.М. Апология декабризма)
При этом "горячее восхищение «фалангой героев», благородством и высотой их помыслов заставляло забывать, что они все же были не идеальными, а живыми людьми с разнообразными и вовсе не простыми характерами, человеческими связями, привязанностями и антипатиями, самолюбиями, обидами, пристрастиями". (Эдельман О.В. Южное общество декабристов в 1825 году: проблема взаимоотношений)
Аналогичной точки зрения придерживается Сигурд Оттович Шмидт: "Выводы советских ученых во многом обусловливались ленинской характеристикой декабристов.
Такова была направленность и мобилизация источников. Тенденция изобразить себя и своих единомышленников наследниками декабристов объясняется благородством этой исторической памяти, сакрализацией ее, а нечеткость общественно-политических позиций декабристов в целом (если мыслить политологическими — и особенно терминологическими — категориями более позднего времени) облегчает попытку сближения с ними разномыслящих потомков.
Зависимость работ о декабристах от историко-идеологических мифологем, а не личностный подход к личности очевидна. И потому преобладали схематизм и социологизм (подчас вульгарный), а не личностный подход к личности же". (C.О.Шмидт. Декабристы в представлении людей рубежа XX и XXI столетий)

Таким образом, то, что мы читали о декабристах в советских учебниках и энциклопедиях – это большевистский миф, причём, как и положено мифу, он оказался очень живучим.

Советская историография
Пособие для учителей "ИСТОРИЯ СССР. XVIII - середина XIX вв". И.В.Кузнецов, В.И.Лебедев. Учпедгиз. Москва, 1958 г.

Восстание декабристов было первым политическим выступлением с оружием в руках против царизма, первым, в котором имелась политическая программа и революционная организация. И в этом состоит его большое значение.
Советское декабристоведение встало на твердые научные основы с того момента, когда в нем были ликвидированы влияние дворянско-буржуазной историографии ... и в основу понимания места и характера движения декабристов был положен анализ, данный В.И.Лениным.
У В.И.Ленина по вопросу о декабристах имеется много высказываний, но особое значение для нас имеет его работа "Памяти Герцена", где он дает периодизацию истории революционного движения в России. В.И.Ленин указывал там:
"Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала - дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.
Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями "Народной воли". Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. "Молодые штурманы будущей бури"- звал их Герцен. Но это не была еще сама буря.
Буря, это - движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в 1905 году. Следующий начинает расти на наших глазах".
Характеризуя настроение подавляющей части дворян, Якушкин писал: "Все почти помещики смотрели на крестьян, как на собственность, вполне им принадлежащую, и на крепостное состояние, как на священную старину, до которой нельзя было дотронуться без потрясения основы государства". Декабристы были противниками таких реакционных и консервативных помещиков.
Положение в стране обострялось, и помещичий гнет и насилие становились невыносимыми. Поэтому декабристы как передовые люди своей эпохи понимали, что сохранение крепостных отношений невозможно, и решительно выступали за отмену крепостничества.
Декабристы были пламенными революционными патриотами своей родины, которые вступили в борьбу с самодержавием и крепостничеством ... а во имя правильно ими понятых потребностей общественного развития России.

Он и сейчас воспроизводится в ряде публикаций. Исходя из устоявшихся в этом мифе Ленинских формулировок, всё, казалось бы, просто и ясно. Но так ли это?
Возникают вопросы. Например: почему декабристы решили отказаться от своих сословных привилегий и от источника своего материального благополучия – крепостного права? Что ими двигало, к чему они стремились, чего хотели на самом деле? Почему члены тайных обществ после смерти Александра I безо всякого протеста присягнули цесаревичу Константину как новому императору, и даже хотели прекратить свою деятельность, но меньше, чем через три недели, узнав об отказе Константина занять престол, решительно воспротивились такой же присяге Николаю I? Ведь с точки зрения ограничения, а тем более ликвидации самодержавной власти никакой принципиальной разницы между этими двумя великими князьями и братьями не было. Почему немалое число членов тайных обществ оказалось не только в восставших войсках, но и среди тех, кто принимал активное участи в подавлении восстания? Можно задать и ещё ряд подобных вопросов. Советский миф о декабристах не даёт на них ответа


Постсоветский негативный взгляд на движение декабристов


"В советское время выяснению всех подробностей жизни и деятельности декабристов не уделялось особенно пристального внимания, так как от публики пытались скрыть истинную суть этих людей: это были осужденные общественным мнением изменники Отечеству и заговорщики против государственных устоев с претензией на цареубийство, а вовсе не борцы за права угнетенных, как изображала их марксистская историографии…
...не вмешайся Милорадович в процедуру престолонаследия - не было бы никаких декабристов. Однако, для советской историографии невозможным было признать сей факт". (Румянцев В.Б. Декабристы и вокруг них)


Борис Башилов
Масоны и заговор декабристов

Оценка "исторического подвига" декабристов выдающимися современниками
Восстание декабристов, это дело кучки фанатически настроенных дворян. Восстание декабристов не имело никаких корней в народе, да по характеру своему и не могло иметь. Декабристам сочувствовала только незначительная часть дворянской интеллигенции, из числа “передовых" людей, заразившихся любовью к отвлеченной свободе и ненавистью к реальной России. Эта категория людей, как во времена декабристов, так и позже, всегда страдала одной и той же неизлечимой болезнью — отсутствием государственного смысла. Русской действительности и русской власти эти фантазеры предъявляли всегда такие претензии, каких не в состоянии выдержать никакая власть на свете. Действительность и политические утопии, как известно, со времен Платона, всегда живут как кошка с собакой.
Как отнеслось большинство выдающихся национально-настроенных людей к “бессмертному историческому подвигу декабристов”?

Выдающийся русский лирический поэт Ф. Тютчев пишет:

...Полна грозы и мрака,
Стремглав на нас рванулась глубина,
Но твоего не помутила зрака...
Ветр свирепел: но... “да не будет тако”,
Ты рек, и вспять отхлынула волна”...
...Народ, чуждаясь вероломства,
Забудет ваши имена...

Перу отца русской историографии Карамзина принадлежит следующая характеристика восстания декабристов: “Вот нелепая трагедия наших безумных либералистов! Дай Бог, чтобы истинных злодеев нашлось между ними не так много. Солдаты были только жертвой обмана”. Обладая глубоким объективным умом историка, Карамзин отдавал себе ясный отчет в том, от какой опасности была спасена 14 декабря 1825 года Россия. “Бог спас нас 14 декабря, — пишет он, — от великой беды. Это стоило нашествия французов”. “В обоих случаях вижу блеск луча, как бы неземного”.
Благородный Жуковский, воспитатель сына Николая I, будущего Царя Александра II Освободителя, — как бы предчувствуя его трагическую смерть от рук духовных потомков декабристов, не побоялся прямо назвать декабристов “сволочью”.
Осуждали восстание декабристов и многие другие выдающиеся люди, свидетели восстания декабристов.
Секретный агент Висковатов в своем рапорте сообщал, что он слышал следующие разговоры среди простолюдинов:
“Начали бар вешать да ссылать! Жаль, что всех не перевешали, да хоть бы одного отодрали да и спасли...”
Любопытна оценка декабристов Юрием Самариным, одним из тех дворян, которые поддержали Александра Второго в его проекте освобождения крестьян с землей. В написанном Самариным проекте неопубликованного манифеста, являющимся ответом на требование дворянами конституции, Юрий Самарин пишет: “Народной конституции у нас пока еще быть не может, а конституция не народная, т.е. господство меньшинства, действующего без доверенности от имени большинства, есть обман и ложь”.
Чрезвычайно интересна оценка декабристов, сделанная Достоевским. Называя декабристов бунтующими барами, Достоевский пишет о “бунте 14 декабря” как о бессмысленном деле, которое “не устояло бы и двух часов”. В уста героя “Бесы”, Шатова, Достоевский вкладывает следующее высказывание: “...Бьюсь об заклад, что декабристы непременно освободили бы тотчас народ, но непременно без земли, за что им тотчас русский народ непременно свернул бы голову".
Политическая зрелость 26-летнего Пушкина сказывается в суждениях Пушкина о декабристском восстании и его подавлении, и в связи с этим — об революции вообще. Хотя он волнуется и страдает за участь своих друзей, но он не разделяет их взглядов, не одобряет их образа действий. Два месяца после восстания он писал Дельвигу, что он “никогда не проповедовал ни возмущения, ни революции” и желал бы “искренне и честно помириться с правительством”.
Сожалел об участи, грозящей декабристам, Пушкин заявляет: “Не будем ни суеверными, ни односторонними, как французские трагики, но взглянем на трагедию взглядом Шекспира”.
“Уже тогда в Пушкине, — указывает С. Франк, — очевидно выработалась какая-то совершенно исключительная нравственная и государственная зрелость, беспартийно-человеческий, исторический, “шекспировский” взгляд на политическую бурю декабря 1825 года”.
В июле 1826 года Пушкин пишет князю Вяземскому: “Бунт и революция мне никогда не нравились”.
В 10 главе “Онегина” Пушкин дал следующую уничтожающую характеристику декабристов:

Все это были разговоры,
И не входила глубоко
В сердца мятежные наука,
Все это была только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов.

Широкие же массы народа восприняли восстание декабристов как желание уничтожить Царя за то, что он не дает помещикам окончательно поработить крестьян.
Крестьяне думали о восстании в Петербурге, — пишет Цейтлин, — “что это дворяне помещики бунтовали против батюшки Царя, потому что он хочет дать им свободу”. И это было действительно так.
Даже такой страстный поклонник декабристов, как Герцен, в своей статье “Русский заговор”, пишет:
“Их либерализм был слишком иноземен, чтобы быть популярными”.
А в статье “О развитии революционных идей” Герцен дает еще более суровую оценку политического значения заговора декабристов. Герцен пишет о том, что “невозможны более никакие иллюзии; народ остался равнодушным зрителем 14-го декабря”.


Андрей Сорокин
Первенцы измены
(по материалам книги графини Софьи Дмитриевны Толь “Масонское действо. Исторический очерк о заговоре декабристов”)

Одним из величайших мифов либеральной исторической, с позволения сказать, науки является миф о декабристах. До сих пор в сознании большинства россиян участники восстания 14 декабря 1825 года возведены в ранг беззаветных борцов за благо народа, настоящих патриотов, кристально честных героев, бесстрашно принесших себя в жертву ради счастья Родины, ради “свободы, равенства, братства”.
Однако, как это ни парадоксально, провозглашающая себя ничего не принимающей на веру и все подвергающей сомнению демократическая российская интеллигенция в основной своей массе не имеет сколько-нибудь объективной информации о целях заговорщиков и средствах их достижения, которые самым лучшим образом свидетельствуют об искренности декабристских лозунгов. Самого совпадения триединой демократической формулы с чаяниями доморощенных республиканцев оказалось достаточно для безусловного обожествления российскими либералами тех, кто, в действительности, является ни кем иным как преступниками.
А преступлений было не мало:
- два военных бунта - бунт 14 декабря и бунт Черниговского полка в Белой Церкви;
- предполагаемое двойное цареубийство – сначала Александра I, а потом и Николая Павловича;
- решение насильственно переменить образ правления, а в целях осуществления этого плана – намеченное убийство всей царской семьи, включая, конечно, женщин и детей;
- убийства и избиение верных присяге солдат и офицеров;
- участие в заграничных антигосударственных масонских организациях;
- вскрытие с использованием поддельной печати князем Сергеем Волконским для целей Южного общества казенных пакетов (член масонских лож “Соединенных друзей”, “Трех добродетелей”, в ложе “Сфинкса” имел кинжальную степень избранного брата шотландской степени, в ложе “Александра” - шотландского мастера; кроме того, почетный член ложи “Соединенных славян”); и пр.
Все это забыли; забыли и странное, по меньшей мере, поведение главарей Северного общества во время “рокового дня”; забыли, как ярый конституционалист князь Трубецкой (член масонских лож “Трех добродетелей” и Соединенных славян”) валялся в ногах того, кого накануне величал "тираном"; забыли, как декабристы выдавали друг друга. Впрочем, не “забыли”, а не знали. Не знали, потому что не хотели знать.
Попробуем же осветить истинное лицо так называемых “первенцев свободы”.
Главной политической целью Союза благоденствия и иных тайных декабристских обществ было провозглашено, как известно, достижение представительного правления, ограничение самодержавной власти Государя. Декабристам “конституция” представлялась (хотя и очень ошибочно) панацеей против всех бед и зол. К тому же конституционные бредни были тогда “очень в моде”.
Вместе с тем, “конституционный монархизм” декабристов объяснялся лишь тем, что большинство из них полагало, что Россия еще не созрела для республики. В идеале же они, в том числе Пестель (член лож “Соединенных друзей” и “Трех добродетелей”, шотландский мастер ложи “Сфинкса”) и Рылеев (мастер стула “Пламенеющей звезды”), предпочитали образ правления Северо-Американских Штатов, признавая оное приличнейшим и удобнейшим для России.
О том, что политическая “умеренность” была на самом деле лживой уловкой, говорит абсолютно явное (для человека с неизвращенной логикой) несоответствие между целью ограничения самодержавия и способом такого ограничения. Способы, которыми декабристы намеревались ввести в России “ограниченную монархию”, исключали возможность ее сохранения вообще.
Так, согласно показаниям Матвея Муравьева-Апостола (член лож “Соединенных друзей и “Трех добродетелей”), Рылеев разделял определение Южного общества о необходимости истребления всего Царствующего дома. По словам Александра Бестужева, Рылеев с Оболенским прямо говорили о необходимости уничтожить всю Царскую фамилию. При принятии в тайное общество Каховского, со слов последнего, Рылеев открыто объявил ему цель истребления. При этом истребление Царской фамилии, было не каким-нибудь теоретическим пожеланием, а ожидаемой и приготовляемой в самое ближайшее время задачей. Декабристами разрабатывались совершенно конкретные планы убийства Царской семьи, осуществить которые намечалось, как стало известно из показаний Каховского, на празднике в Петергофе или в Зимнем дворце на празднике в Новый год.
Не оставили заговорщики мысль о цареубийстве и в самый день мятежа, выдаваемого многими чуть ли не за простую мирную “демонстрацию военнослужащих”. Рылеев, как следует из материалов следственной комиссии, сознался, что 13 декабря, обняв Каховского, он сказал: “Любезный друг! Ты сир на сей земле, я знаю твое самоотвержение, ты можешь быть полезнее, чем на площади, - истреби Государя!” Рылеев по показаниям Каховского говорил: “Если не истребят всей Императорской фамилии во время беспорядка при занятии дворца, то надлежит заключить оную в крепость и, когда убьют в Варшаве Цесаревича, истребить ее под видом освобождения. Если Цесаревич не откажется от престола, то должно убить его всенародно, и когда схватят того, кто на сие решится, то он должен закричать, что побужден был к сему Его Высочеством”. Причем Рылеев присовокупил: “Знаешь, брат, какое это действие сделает в народе? Тогда разорвут Великого князя” (Императора Николая Павловича).
По словам члена петербургской ячейки Южного общества, поручика лейб-гвардии Измайловского полка Александра Семеновича Гангеблова, автора “Воспоминаний декабриста”, во время прогулки содержащихся в Петропавловской крепости декабристов, другой декабрист, Аврамов, сообщил ему, что “ежели бы покушение на жизнь царской фамилии удалось вполне и ежели бы народ, как следовало бы ожидать, пришел бы от того в крайнее раздражение (доказательство сознательного действия вопреки убеждениям народа), то господин Пестель думал меня выдать на растерзание народу как главного и единственного виновника этой меры и тем рассчитывал успокоить народ и расположить его в свою пользу”.
Такова действительная история тех, кто, утратив чувство верности долгу и присяге, потеряв веру в Бога и само звание Русского, начал страшное дело уничтожения России. Начал благодаря полному незнанию русской души. Ее, русскую душу, можно смутить громкими словами о “свободе, равенстве, братстве”. Но когда раскрывается, что и кто прячется за этими слезорыдательными выражениями, то всякий мало-мальски развитой и не успевший еще окончательно убить в себе совесть русский человек просыпается от “демократического сна” и вспоминает, что Россия жила, росла, собиралась из маленького Московского княжества в могущественнейшую и необъятную Державу не тремя заморскими словами, а пятью русскими: “За Веру, Царя и Отечество”! Таков один из важнейших уроков русской истории, который следует помнить ослепленным гордыней нынешним наследникам “первенцев измены”.

Почти через два века мы вернулись к охранительно-монархическому мифу! Тупик?


Следует отметить, что в досоветское время взгляды на декабристское движение были более многообразными и менее однозначными, в том числе выходящими в ряде случаев за рамки описанных выше мифологических схем...


Платонов С.Ф.
Полный курс лекций по русской истории

В сущности, происшедший уличный беспорядок не был серьезным бунтом. Он не имел никакого плана и общего руководства, не имел и военной силы. Весь день толпа провела в бездействии и рассыпалась от первой картечи. Внешнее значение этого эпизода так и было понято императором Николаем, по словам которого бунтовавшие роты "впали в заблуждение". Но важность происшедшего 14 декабря мятежа состояла в том, что он был внешним выражением скрытого политического движения, которое выразилось и другими подобными же признаками, вроде мятежа в Черниговском полку на юге.
Попытка переворота исходила из той же дворянской среды, которая в XVIII в. не раз делала подобные попытки, а орудием переворота избрана была та же гвардия, которая в XVIII столетии не раз служила подобным орудием. В XVIII в. перевороты иногда удавались, и создаваемая ими власть получала тот или иной характер, то или иное направление в зависимости от условий минуты. Теперь, в 1825 г., попытка переворота не удалась, но тем не менее она оказала влияние на новую власть. Не только самое существование заговора и мятеж, но и планы заговорщиков, их идеи и проекты, обнаруженные следствием, дали толчок правительственной мысли.
Изучая оппозиционное движение, бывшее для многих совершенной неожиданностью, император Николай неизбежно должен был заметить, что оно направлялось не только против реакционного настроения последнего десятилетия жизни императора Александра, но и против общих основ русского правопорядка, построенного на крепостном праве. Крестьянский вопрос был одним из существенных пунктов в освободительных мечтаниях декабристов, и освобождение крестьян связывалось в их проектах с другими не менее существенными реформами общественной жизни и общественного устройства.
К лету 1826 г. заговор был уже изучен, и виновные, в числе до 120 человек, были преданы особому верховному суду, в состав которого были введены "государственные сословия": Государственный совет, Сенат и Синод. По приговору суда, смягченному несколько императором Николаем, пять виновных были преданы смертной казни, остальные были сосланы в каторжные работы и на поселение в Сибирь. Так закончилось "дело декабристов" ...

Ключевский В.О.
Курс русской истории

У нас доселе господствуют не совсем ясные, не совсем согласные суждения насчет события 14 декабря; одни видят в нем политическую эпопею, другие считают его великим несчастием.
Событию 14 декабря придавалось значение, какого оно не имело; приписывались ему последствия, которые не из него вытекали. Чтобы вернее оценить его, не следует прежде всего забывать его наружность. По наружности это один из тех дворцовых гвардейских переворотов, какие происходили по смерти Петра в продолжение XVIII в. В самом деле, движение вышло из гвардейских казарм, руководили им почти одни гвардейские офицеры, представители коренного, столбового русского дворянства. Движение было поднято по вопросу о престолонаследии, как поднимались все движения XVIII в., и на знамени движения было написано личное имя. В движении 14 декабря столько сходства с гвардейскими переворотами XVIII в., что современники, наблюдавшие это событие, не могли не вспомнить о гвардейских переворотах.
... люди 14 декабря сделали дело, как не раз делали его в продолжение XVIII в. Теперь в последний раз русская дворянская гвардия хотела распорядиться престолом, а потом гвардия перестала быть дворянской.
Несмотря на все сходство движения 14 декабря с дворцовыми переворотами XVIII в., оно вместе с тем существенно отличается от последних. Отличие это заключается не только в характере вождей движения, но и в цели. Знамя, на котором было написано личное имя Константина, выкинуто было только для солдат, которых уверили, что они восстают за угнетенных - великого князя Константина и за его супругу "Конституцию" (великий князь был женат на польке, а польки-де иногда носят очень странные имена). Вожди движения были одинаково равнодушны к обоим именам: они действовали не во имя лица, а во имя порядка. Ни одно гвардейское движение XVIII в. не имело целью нового государственного порядка. Впрочем, это было только стремление к новому порядку; самый порядок не был выработан вождями движения. Выходя на улицу, они не несли за собою определенного плана государственного устройства; они просто хотели воспользоваться замешательством при дворе, для того чтобы вызвать общество к деятельности.
... я не приписываю движению 14 декабря ни того значения, ни тех последствий, которые ему приписывают.

Основной используемый источник:
А.Л. Перельман. Размышления о декабристах

Если этот очерк может Вас заинтересовать, напишите.
Буду признателен за Ваши вопросы, пожелания, замечания, добавления или критику.
Для этой темы можно воспользоваться моим почтовым адресом на yandex.