Дворянский род Апухтиных, или как писали в старину Опухтины, известен со второй половины шестнадцатого века.
Известно, что дедушкой Натальи был состоятельный орловский помещик Апухтин Иоаким Иванович (1723-1792), сын капитана Ивана Ивановича Апухтина и Анны Ивановны Зыбиной.
Иоаким Иванович долгое время служил в армии, во время турецкой войны 1768-1774 годов сражался под командованием графа П.А. Румянцева и к моменту рождения сына был как раз произведен в генерал-майоры. С 1773 по 1782 год он состоял членом Военной коллегии (в частности, был членом суда над Е.И. Пугачевым и его сподвижниками). Подпись Иокима Ивановича Апухтина вместе с подписями графа Чернышева и светлейшего князя Потемкина стоит на документах коллегии о награждении отличившихся во время русско-турецкой войны. В декабре 1782 года генерал-поручик Апухтин был назначен на должность сибирского и уфимского генерал-губернатора. По мнению Екатерины II, именно он мог прекратить «беспорядки и беспокойствие» в степи и обеспечить охрану юго-восточных границ России.

О Дмитрии Акимовиче Апухтине, отце Натальи Дмитриевны, сыне Акима Ивановича, историк Виктор Николаевич Бочков пишет: «В 14-летнем возрасте он был записан сержантом в лейб-гвардию Преображенского полка, откуда в сентябре 1797 года вышел в отставку в чине поручика. Поселившись в Москве, Апухтин в 1800 году женился на состоятельной Марии Павловне Фонвизиной и переехал с нею в усадьбу Богородицкое Орловской губернии. С 1806 по 1812 год он избирался болховским уездным предводителем дворянства и неоднократно исполнял обязанности губернского предводителя. В 1812 году Апухтин в чине капитана поступает в ополчение и назначается командиром батальона в полку князя Гагарина, а затем находится при командире гвардейского корпуса А.П. Ермолова, выполняя его поручения. В сражениях Дмитрий Акимович «вел себя, по аттестации Ермолова, как храбрый и расторопный офицер», что подтверждается и записями в формулярном списке: при Бородине был контужен в ногу и награжден медалью, за битву под Лейпцигом — орденом Анны 3-й степени, за взятие Парижа — орденом Владимира 4-го класса с бантом».

Жена Дмитрия Акимовича Мария Павловна Фонвизина (1779 - 1842) происходила из обрусевшей немецкой семьи Фон-Визиных или Фон-Висиных, предок которых некто Берндт-Вольдемар Фон-Висин, по преданию, был взят в Ливонии в плен московскими войсками при Иване Грозном, на службу к которому он и перешел. Более подробно родословие Натальи Дмитриевны по Фонвизиным можно посмотреть здесь.

Культ образования и просвещения царил в семье Фонвизиных, и дочь Павла Ивановича Мария получила блестящее образование. Выйдя замуж по сердечной склонности в 1800 году, она поселилась с мужем Дмитрием Акимовичем Апухтиным в родовой усадьбе Апухтиных Богородицкое. Ранний выход Дмитрия Акимовича в отставку и переезд его из столицы в Орловскую губернию был, скорее всего, связан со смертью отца, необходимостью заниматься имением и неумением прислуживаться. Он, судя по воспоминаниям дочери, имел очень неуравновешенный и вспыльчивый характер, был натурой страстной, способной одинаково сильно любить и ненавидеть, и спокойствие находил «на лоне природы».
Здесь, в Болховском уезде Орловской губернии, было немало крупных поместий русской знати. Молодая чета быстро обрела доверие и свой круг общения. Как уже было сказано выше, Дмитрий Акимович два трехлетия кряду исполнял должность уездного предводителя болховского дворянства. Особенно дружили Апухтины с семейством Плещеевых, родовая усадьба которых Чернь располагалась здесь же. Современники отмечали, что усадьба эта в конце XVIII - начале XIX века была настоящим очагом русской культуры. Здесь у Александра Алексеевича Плещеева (1778 -1862) и его жены Анны Ивановны, урожденной Чернышевой (ум. в 1817г.) собирались В.А.Жуковский, сестры Протасовы, Н.М. Карамзин, Д.А. Кавелин, члены литературного кружка «Арзамас», к которому принадлежал и сам хозяин усадьбы Чернь. Он был известен как поэт, сочинитель романсов и музыкант, постановщик театральных спектаклей, в том числе и в Гатчинском дворце императрицы Марии Федоровны. Таков был круг знакомых и интересов молодой четы.
В болховской усадьбе читались стихи, писались картины, звучала музыка и ставились театральные спектакли. Здесь царило искусство и господствовали дискуссии. Мария Павловна и сама занималась живописью, музицировала, слыла музой поэтов, гостивших в Черни, часто ездила в Москву. Позднее единственная дочь ее вспоминала, что именно от матери она унаследовала мечтательность и пытливость ума.

Из всех детей, родившихся у Марии Павловны и Дмитрия Акимовича, в живых осталась только дочь Наталья. По одним сведениям, она родилась 7 апреля 1805 года, по другим — в 1803 году (расхождение в дате рождения — случай довольно типичный для того времени, в котором не всегда была необходимость фиксировать точную дату рождения ребенка).
Точная дата покупки Апухтиными Давыдова нам неизвестна. Они купили это имение с деревнями и большим количеством лесных десятин у наследников А.Ф. Белозерской. Покупка была не случайной, явно продуманной, вероятнее всего, вынужденной и очень выгодной, поскольку обширные лесные дачи, входившие в состав имения, давали возможность извлечения дополнительного дохода. Лесные промыслы в Кологривском крае, большая часть которого и до сих пор покрыта лесом, были развиты издавна. По Унже сплавляли строевой лес, для чего нанимали специальных подрядчиков и строили барки. В лесных имениях не редкостью были дегтярные и смолокуренные заводы. Производство рогож, деревянной утвари, пеньковых веревок — все это было основой благополучия как крестьянина, так и помещика в лесной глуши, отнюдь не славившейся хорошими урожаями.

Историк Виктор Бочков считал, что Апухтины переселились в Кологривский уезд не ранее 1818 года. Дочь Апухтиных Наталья Дмитриевна в своих воспоминаниях, напротив, связывала детские и юношеские годы с Кологривским краем. С ее слов и со слов ее воспитанницы Марии Францевой, выходит, что детские годы она провела именно в кологривском имении. Но в каком? Места эти были Апухтиным хорошо знакомы, поскольку Мария Павловна Апухтина была урожденная Фонвизина, а Фонвизины владели огромными ветчинами в Кологривском уезде. Одна из них, Турлиевская с центром в деревне Паргино, располагалась по соседству с Давыдовым. Владельцем ее был родной дед Марии Павловны Апухтиной Иван Андреевич, за которым позднее наследовали сыновья Денис, Павел и Александр Фонвизины. Денис Иванович Фонвизин, как известно, умер бездетным в 1792 году, Павел Иванович скончался в 1803 году, и кологривское имение Фонвизиных перешло по наследству Александру Ивановичу и его детям Михаилу и Ивану. Доля же Павла Ивановича досталась дочери Марии, которой к моменту покупки Давыдова уже принадлежало поблизости несколько деревень. Супруги Апухтины владели имуществом раздельно. Марии Павловне перешло по наследству от деда и отца 382 крестьянина мужского пола и 20 тысяч десятин земли в Кологривском уезде.
Вероятнее всего, что именно здесь, в кологривском имении деда и дяди Александра Ивановича, Мария Павловна Фонвизина с дочерью Натальей жили во время войны 1812 года. Факт вполне вероятный, если принять во внимание, что Костромская губерния была в военные годы полна беженцев из Москвы, орловское имение Фонвизиных было разорено, а Давыдово куплено именно в эти годы и на деньги дяди Александра Ивановича и его жены Екатерины Михайловны, о чем позднее Дмитрий Акимович вспоминал как о благодеянии. К тому же долг Фонвизиными так и не был уплачен: «И тот долг, который на них, — писала Екатерина Михайловна Фонвизина сыну в апреле 1822 года, — не скоро могут выплатить».
Так или иначе, но в 1816 году Давыдово уже было записано и оформлено по всем правилам за Апухтиными, и если принять во внимание тот факт, что оформление в собственность, внесение в регистры и приведение в порядок всех документов на собственность занимало, как правило, не один год, то можно констатировать, что Давыдово перешло в собственность Апухтиных не позднее 1814 года. Название "Отрада" появилось гораздо позже: в 1827 году сельцо и усадьба при нем еще называются Давыдовым.

Детство Наташи, еще до разорения отца и Войны 1812 года, прошло в Москве, в той среде дворянской интеллигенции, к которой по рождению и традициям принадлежала ее мать. Впечатление, которое производила тогда на окружающих красивая и одаренная девочка, отразилось в стихотворении В. А. Жуковского, посвященном ей в 1811 г. и сохранившемся в альбоме ее матери:

Тебе вменяют в преступленье,
Что ты милее всех детей!
Ужасный грех! И вот мое определенье:
Пройдет пять лет и десять дней!
Ты будешь страх сердец и взоров восхищенье!

Выйдя в отставку по окончании войны в 1815 году, Дмитрий Акимович Апухтин распродал, по всей вероятности, не особенно выгодно свои орловские имения и обосновался с семьей в Давыдове. Он занялся обустройством хозяйства. Постройка барок в 1820 году принесла ему 50 тысяч рублей дохода. Из этих денег должны были выплачиваться долги. Однако, судя по всему, финансовые дела Дмитрия Акимовича были сильно расстроены, и к 1820-м годам от его немалого состояния осталось весьма немного. За ним совместно с женой была записана только деревня Давыдово с усадьбой Отрада и чуть более 40 душ мужского пола. Попытки занятия просветительской деятельностью среди окрестных крестьян, по всей видимости, также вызвали непредвиденные сложности, о которых он и сообщает в письме к М.А. Фонвизину: «Нравственность здешних крестьян такова, что рано еще помышлять о просвещении ума и заводить ланкастерские школы. Надо, прежде всего, хотя немного приучить их не почитать пороки добродетелью. А они в такой еще степени невежества, что малейшая степень просвещения ума, без предварительного улучшения их нравственности предпринятая, послужит лишь к вреду их».

Судя по воспоминаниям Натальи Дмитриевны Апухтиной-Фонвизиной, именно финансовое состояние семьи стало решающим при выборе родителями жениха для дочери. Выбор, которому она покорилась, чтобы спасти от разорения отца. По ее словам, долг Апухтиных Фонвизиным, таким образом, как бы квитался сам собой.

Широко известен тот факт, что, будучи 16 лет от роду, единственная дочь Апухтиных решилась уйти в монастырь, в чем ей, с ее слов, помогали местный священник и его жена. Причины побега остались в тайне. Никто, даже близкая родня, не знал истинных причин. Побег был замышлен в отсутствие матери, отца и тетки, которые в то время находились в Москве. Местом будущего затворничества был избран Макарьевский Белбажский монастырь. И якобы уже пострижена она была под мужским именем Назарий, поскольку переодета была в мужское платье. Все это мы знаем со слов самой Натальи Дмитриевны, переданных спустя много лет ее воспитанницей, подчеркивавшей сходство пушкинской Татьяны и молодой Натальи Апухтиной.

Сама Наталья Дмитриевна много лет спустя рассказала романтическую историю своей первой любви к некоему господину Рунсброку, гостившему в усадьбе Отрада, который оставил ее и бежал в Москву. Возможной причиной бегства считали то, что отец Натальи Апухтиной был почти разорен. Не вдаваясь в подробности, скажем, что еще никому не удалось найти среди русского дворянства молодого светского человека с фамилией Рунсброк. Это был псевдоним, под которым скрывался совсем иной человек.

Необходимо внести ясность. Рунсброком в семьях Кологривовых и Апухтиных называли Михаила Александровича Фонвизина.
Из письма Н.В.Кологривовой к М.П.Апухтиной:
"Теперь, дорогая тетушка, вы знаете, отчего Рунсброк, как я от всего сердца называю Мишеля, любезного Мишеля, так поднялся в моем мнении".
"Романтическая история" о первой любви к Рунсброку (?) объясняется самой Натальей Дмитриевной в ее "Исповеди":
"Когда я была девочкой, я была влюблена в него, а тут брачная жизнь казалась мне невыносимою."
И написано это, несомненно, о Михаиле Александровиче.

Беглянка была возвращена домой неким костромским дворянином Верховским, и после разговора с отцом, описавшим ей бедственное положение семьи, и предложения о замужестве, сделанное ей Михаилом Александровичем Фонвизиным, боевым генералом 1812 года, двоюродным братом матери, владельцем соседних вотчин и фактически кредитором Дмитрия Акимовича, молодая девушка согласилась выйти замуж. Историк В.Н. Бочков считал, что Наталья Апухтина была с детских лет «сговорена» за бывшего много старше ее Михаила Александровича Фонвизина и именно это обстоятельство послужило причиной побега молодой, экзальтированной девушки 16 лет. Наталья Апухтина, по собственному признанию, в юности мечтала о какой-то высшей, чистой человеческой любви. Вряд ли в эти девичьи грезы вписывался 35-летний, старый, по ее представлениям, изувеченный в сраженьях генерал, вошедший в русскую историю как один из идеологов декабризма.

Из писем к М.П. Апухтиной ее племянницы Кологривовой выясняется довольно длительное сопротивление Н.Д. Апухтиной этому браку; Фонвизин уехал из Давыдова в июле 1821 года и вернулся только к зиме, а вопрос все еще не был решен. Из отдельных намеков в письмах можно понять, что намерения Фонвизина встретили неудовольствие и его матери. Готовившийся брак начал расстраиваться. «Зачем было делать предложение, если он не решился жениться на Натали? – возмущенно откликается на это известие Кологривова. – Натали всегда найдет как устроить свою жизнь, a monsieur едва ли найдет вторую Натали! Предоставим его несчастной судьбе. Я никогда его не любила, а теперь меньше, чем когда-либо. Боюсь только. чтобы этот расстроившийся брак не слишком огорчил дядю, он так горячо его желал».

Лишь старшие Апухтины, хорошо знавшие Михаила Александровича, дорожили им и любили его. Он был человек одного с ними круга, привычных им понятий и убеждений, имел порядочное сердце и порядочное состояние и, по всему выходило, что он мог составить счастье их дочери. И влюбленный Фонвизин проявил настойчивость. Через два месяца он снова находится в Давыдове, и уже как объявленный жених Н.Д. Апухтиной. В марте 1822 г. он решительно извещает об этом мать. Позднее, в Сибири, Наталья Дмитриевна признавалась своему духовнику С. Я. Знаменскому, что уступила настояниям родителей: «Надобно было отца из беды выкупать». Свадьбу пришлось все же откладывать еще в течение полугода: препятствием послужило близкое родство жениха и невесты. Сперва Фонвизин сделал неудачную попытку получить в Москве нужное свидетельство у «бронницкого попа». Потом обратились к архиерею, который тоже не решился дать свое согласие без разрешения из Петербурга.

Венчание состоялось лишь в сентябре 1822 года в Воскресенской церкви села Халбуж, в нескольких верстах от Давыдова, в ноябре молодые уехали в Москву, а в декабре Михаил Александрович вышел в отставку. Молодая семья поселилась в усадьбе Крюково под Москвой, принадлежавшей Михаилу Александровичу.

Легенда, которую я не буду ни поддерживать, ни опровергать.

Наталья Апухтина вслед за пушкинской Татьяной могла сказать, что «муж в сраженьях изувечен и нас за то ласкает двор».
Брак и личности супругов позднее дали пищу литературным предположениям о том, что именно она, Наталья Фонвизина, странная девочка, выросшая в провинциальной глуши, стала прототипом пушкинской Татьяны. Созданию мифа способствовала и сама Наталья Дмитриевна. Она искренне считала себя прототипом пушкинской Татьяны и в письмах к Ивану Пущину, ставшему ее вторым мужем, подписывалась Таня или Татьяна. Так ее звал и Пущин. Это обстоятельство, в свою очередь, послужило основой новых версий о том, что Пущин и был Евгением Онегиным, то есть был именно тем, кого любила молодая Наталья Апухтина — гипотеза, в пользу которой приводится в последнее время немало доводов и аргументов. Миф живет. Миф как продолжение неоконченного пушкинского романа. Миф о том, что Татьяна и Онегин, переживши все, встретились и жили счастливо до самой смерти Евгения, то бишь Ивана Пущина. Не было бы нужды говорить об этом, если бы не личность самой Натальи Апухтиной.

Скрытная, застенчивая, дикая, экзальтированная, выросшая на природе и унаследовавшая любовь к ней от отца, воспитанная няней в суевериях, религиозная до мистицизма, страстно ждущая любви, женственная, безрассудная, начитавшаяся французских романов, и вместе с тем тонко чувствующая, стремящаяся в иные дали, сильная, страстная — все это Наталья Апухтина в зеркале Татьяны Лариной. Или Татьяна Ларина как отображение Натальи? Те, кто хочет видеть именно ее прототипом пушкинской героини, указывают на то, что и год рождения, и год замужества, и даже имя отца Татьяны Лариной идентичны с Натальей Апухтиной. Не забыто и то, что первоначально в набросках к роману имя героини было Наталья. Все сходилось. Наверное, так оно и было.

Но даже если вовсе не она или не только она была прототипом пушкинской героини, Наталья Апухтина олицетворяла собой именно пушкинский «милый идеал» женщины, восхищения которым поэт не скрывал и пред которым преклонялся. Она была именно одной из немногих избранных среди многих званых, провинциальной девочкой, имевшей силы и талант вполне естественно превратиться в хозяйку модного салона, непринужденно беседующую с испанским послом и грациозно носящую модный малиновый берет. Главное же, что роднит Наталью Апухтину и Татьяну Ларину, - чувство долга и жертвенность. Она стремится к жертве, она предвосхищение того, что Достоевский сказал о русском человеке: пострадать бы надо. Ей нужны были вериги как усмирение жажды плоти и духа. И она, по своей ли или по воле Господней, эти вериги получила, выйдя замуж именно за Михаила Александровича Фонвизина, члена «Союза спасения» и «Союза благоденствия», участника «Московского заговора» 1817 года, одного из инициаторов и руководителей Московского съезда 1821 года, члена Коренной управы, участника подготовки к восстанию в Москве в декабре 1825 года.

Финансовое положение Апухтиных после замужества дочери заметно улучшилось, поскольку долг их Фонвизиным, по словам Натальи Дмитриевны, как бы квитался сам собой. В декабре 1823 года Дмитрий Акимович Апухтин был избран кологривским уездным предводителем дворянства и оставался на этом посту до 1833 года. Усадьба "Отрада" строилась и планировалась с любовью как отрада на старости лет. Вероятно, не случайно хозяева именно так и назвали ее. Здесь, среди привольной, немного суровой, но удивительно красивой природы планировали они спокойно встретить старость. Однако судьба распорядилась по-иному. Единственная дочь Наталья, сама по себе отрада и утешение всей семьи, оказалась женой государственного преступника. Брак, которого они так желали, определил не только ее судьбу, но и их собственную, принеся им немало страданий.

Михаил Александрович Фонвизин после подавления восстания 1825 года был приговорен к ссылке в Сибирь на 25 лет. В январе 1827 года Михаила Александровича отправляют по этапу и везут в Сибирь через станцию Угоры, находящуюся вблизи сельца Давыдова. Сюда проводить зятя приезжает Дмитрий Акимович. Об этой встрече Михаил Александрович в первом же письме извещал Наталью Дмитриевну: «Свидание с твоим папинькой, нежное, сострадательное его участие тронуло меня до глубины души... С каким чувством видел я привязанность к нам добрых давыдовских людей, которые со слезами прощались со мною».

Сибирская жизнь и ссылка Натальи Дмитриевны и Михаила Александровича описана подробно и во многих работах. Уезжая в Сибирь к мужу, Наталья Дмитриевна оставила на попечение матери и отца двоих малолетних детей: Дмитрия, родившегося в августе 1824 года, и Михаила, родившегося уже после ареста отца в феврале 1826 года.

В марте 1828 года Наталья Дмитриевна уже в Чите. После встречи с женой Фонвизин вспоминает: «День для меня незабвенный - после горестной, продолжительной разлуки с другом моим Натальей я увидел ее и ожил душою; не помню, чтобы во все продолжение моей жизни я имел столь сладостные минуты, несмотря на то, что чувства наши были скованы присутствием постороннего человека. Господи! Благодарю тебя из глубины души моей!».

На долю Натальи Дмитриевны Фонвизиной выпало немало тяжких испытаний. В числе их - вечная разлука с родителями и детьми. Расшатанное здоровье Натальи Дмитриевны после тяжелых родов, трудной дороги, бытовой неустроенности, непростые отношения с другими женами декабристов, неурядицы сибирской жизни, наложившиеся на ее религиозную экзальтированность, привели к нервной болезни, которую называли «пляска святого Витта». Приступы, сопровождавшиеся бредом, бессонницей, болями преследовали ее периодически в течение 10 лет. И все же, даже во время болезни, Наталья Дмитриевна немало сил отдала служению мужу и его несчастным друзьям.

Летом 1830 года узников переводили в новый острог на Петровском заводе. Идти предстояло 634 версты, и Наталья Дмитриевна вместе с М.А. Волконской и Е.П. Нарышкиной решили идти вместе с мужьями, чтобы в дороге иметь лишнюю возможность побыть с ними.

В ноябре 1832 года в связи с рождением великого князя Михаила вышел царский указ о сокращении сроков заключенным. М.А. Фонвизину как осужденному по четвертому разряду каторга должна была быть заменена поселением. Но отъезд их задержался на год из-за болезни Михаила Александровича. Местом поселения Фонвизиных был назначен Енисейск. Здесь у них большой каменный дом. Здесь Наталья Дмитриевна, впервые в Сибири, разбила цветники на обширном дворе в основном из местных же растений, которые ей приносили мальчишки, за небольшую плату выкапывавшие их в тайге: жарки, ирисы, ромашки, орхидеи разных цветов, рябчики и лилейники.

В 1835 году отцу Натальи Дмитриевны Дмитрию Акимовичу удалось выхлопотать возможность переезда его зятя Михаила Александровича из Енисейска в Красноярск. Затем с 1838 года Фонвизины в Тобольске. Здесь Наталья Дмитриевна продолжает вести активную общественную деятельность. Переписывается со вновь прибывающими ссыльными, помогает им в обустройстве. Здесь встречается с Достоевским, Дуровым, Петрашевским. Именно от Петрашевского узнает Наташа об участии ее старшего сына в их кружке. Переписывается с далекими друзьями: Якушиным, Пущиным. 17 марта 1838 года скончался Дмитрий Акимович. Известие о смерти отца так поразило Наталью Дмитриевну Фонвизину, что она надолго занемогла.

В Сибири Фонвизина рожала дважды, но оба ребенка умерли в раннем возрасте. Наталья Дмириевна взяла на воспитание девочку Настю, потом еще двух девочек, которых впоследствии привезла из Сибири и выдала замуж. Наталия Дмитриевна очень тосковала по своим детям и все время ждала, что будет разрешено привезти их к родителям. Бабушка М.П. Апухтина, на попечении которой остались два маленьких внука Митя и Миша, не смогла дать им хорошее воспитание. Неважным воспитателем оказался и их дядя И.А. Фонвизин, бесконечно преданный брату и его семье. Мальчики росли бездельниками и шалопаями, не имевшими никаких привязанностей к родителям и смотревшими на переписку с ними как на тяжкую повинность. Естественно, что это был дополнительный источник страданий для Фонвизиных. Последним же ударом для родителей явилась ранняя смерть сыновей — двадцати пяти и двадцати шести лет.

Отрада после смерти Дмитрия Акимовича в 1838 году перешла во владение Марии Павловны Апухтиной и ее племянника Льва Николаевича Погорельского. Мария Павловна, со временем почти ослепшая, не теряла надежды увидеть дочь. Михаил Александрович и Наталья Дмитриевна посылали ходатайства с просьбой навестить Марию Павловну, но получили отказ. Мария Павловна умерла в 1842 году, передав еще ранее детей Натальи Дмитриевны на воспитание брату Михаила Александровича Ивану Фонвизину и завещав дочери усадьбу. С сентября 1842 года единственной владелицей усадьбы становится «генеральша Н.Д. Фонвизина».

В начале 1853 года в связи с болезнью брата Ивана М.А.Фонвизин получает разрешение выехать из Сибири в подмосковную усадьбу Марьино Бронницкого уезда Московской губернии. Наталья Дмитриевна через месяц в сопровождении жандарма, старой няни, разделявшей изгнание, М.Д. Францевой и двух приемных девочек, отправилась вслед за мужем. Однако Фонвизины не застали Ивана Александровича в живых, он умер до их приезда. Они возвращаются единственными владельцами огромного состояния, которое наследовать за ними было некому. Один за другим умерли их сыновья: Дмитрий (30.10.1850), студент Петербургского университета, и Михаил (30.10.1851), подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка. Умерли родившиеся в Сибири сыновья Богдан и Иван. Меньше года прожили Фонвизины в Марьине. 30 апреля 1854 года умирает от сердечного приступа Михаил Александрович.

По приезде в Марьино Наталия Дмитриевна занялась устройством имения. После смерти Михаила Александровича хлопот и забот еще прибавилось. Еще при жизни мужа было решено дать вольную своим крестьянам. Для этого Наталия Дмитриевна должна была обследовать принадлежавшие им имения, которые находились в разных губерниях: Московской, Тверской, Тамбовской, Рязанской, Костромской. Прежде всего она поехала в Рязанскую губернию, так как там надо было произвести раздел между нею и сестрой жены Ивана Александровича, с которой у Наталии Дмитриевны были натянутые отношения. Наталия Дмитриевна писала: "Судьба, быт и благосостояние крестьян в моих руках, стыдно за себя, жаль их всех". И далее: "И сколько таких добрых простых людей в ужасном угнетении у недобрых образованных. Ужасно подумать".

В октябре 1854 года Наталия Дмитриевна ездила в Костромское имение, в село Кужболово, находившееся в 70 верстах от усадьбы родителей, Отрадное. Она поехала потому, что оттуда приходили письма и даже являлись ходоки, от рассказов которых у нее сердце обливалось кровью: ее возмущал управляющий - настоящий эксплуататор. Она приехала в Кужболово с тем, чтобы передать крестьян в казну, но они просили ее оставить их за собой. Наталия Дмитриевна очень правдиво передает местный выговор крестьян: "Ну, що будит, то и будь, а таперица нам и так оценно хорошо, кормилича наша".

В 30 верстах от Отрадного (или Кужболово, неясно) располагалось другое родовое имение - Давыдково, отданное по дарственной от матери Наталии Дмитриевне, когда она выходила замуж. Вотчинная контора находилась в деревне Самылово, в 20 верстах от него были расположены на болотах 26 деревень, жителей которых Наталия Дмитриевна называла "мои лесные несчастные дикари". Действительно несчастные, так как бурмистр нещадно угнетал их. Когда туда приехала Наталия Дмитриевна и стала чинить "суди расправу", он валялся у нее в ногах, клялся, что этого больше не будет и т. д.

И вы этому верите?

В одном из своих писем она писала: "Моя необычайная деятельность, беспрерывные сердечные заботы о людях, вверенных моему попечению, как будто переродили меня". Практическая деятельность вытеснила самоанализ.

Наталия Дмитриевна проезжала в свои костромские имения через город Макарьев, о чем позднее писала: "Макарьев на Унже - городок, дорогой мне по воспоминаниям юности". Неоднократно она ездила в Петербург по крестьянским делам. Сначала хотела освободить всех своих крестьян, но ей было сказано, что этого сделать нельзя. Тогда она решила передать их в казну, но снова получила отказ.

Хлопоты Н.Д.Фонвизиной о передаче крестьян в казну были вызваны также опасением, что в случае ее смерти законный наследник этих имений крепостник С.П.Фонвизин (родной дядя Натальи Дмитриевны по матери) будет притеснять крестьян (замечу, что он умер намного раньше своей племянницы).
С просьбой помочь ей передать свои, фонвизинские, имения в казну Наталья Дмитриевна обращалась к министру государственных имуществ М.Н.Муравьеву (бывшему декабристу, отошедшему от движения, противодействующему крестьянской реформе и получившему в обществе прозвище "вешатель").
Из письма И.И.Пущина Е.И.Якушкину (Марьино, 25 сентября 1857 г.):
Жена ездила в Москву для свидания с вашим дядюшкой-министром и между прочим подала ему записку об этом деле, противном, по-моему, правилам народной нравственности. В записке она коротко и ясно изложила, в чем вся штука, сказала, что костромская Палата государственных имуществ два раза отказывает ... принять эти бедные души в число казенных крестьян. Он на это ответил, чтоб она опять просила Палату и если Палата откажет, то чтоб ему написала жалобу. Она говорит, что это больше промедление времени, а что его запрос может заставить сейчас кончить дело. Министр решительно объявил, что не может иметь инисиативы. Теперь опять пойдет в долгий ящик. Я решительно не понимаю и вижу в этом ответе, что он гусиной тропой идет. Вот целая история ...

За насущными хлопотами Наталья Дмитриевна не забывает переписываться с товарищами по изгнанию. Особенно близок ей Иван Иванович Пущин. По мнению друзей, этот союз нужен был обоим, поскольку друг в друге они искали опору и взаимопонимание на склоне дней. В мае 1857 года в имении князя Эристова Наталья Дмитриевна и Иван Иванович Пущин обвенчались. Второй брак Фонвизиной оказался коротким. В 1859 году Пущин умирает на ее руках, его хоронят рядом с Михаилом Александровичем в Бронницах. Наталья Дмитриевна переезжает в Москву. 10 октября 1869 года Наталья Дмитриевна умерла, похоронили ее в Покровском монастыре.